— Мне не бывает скучно.
— Мне тоже, — сказал Гаррис. — Хотя, я полагаю, по совсем другим причинам.
— Ты не сможешь долго жить в таком ритме.
— Когда я покончу с войной, я смогу позволить себе чуть больше отдыха, — сказал Гаррис.
— Я только «за», — сказала сестра Ирэн. — Ты же знаешь мое отношение к войнам.
— Знаю. Когда-то и я был не таким, как сейчас, и мое отношение к войнам было похожим на твое, — сказал Гаррис. — Я был не чужд милосердия, гуманизма и по сегодняшним меркам тянул едва ли не на пацифиста. Я считал, что с любым оппонентом можно вести диалог, что невежество, мракобесие или фанатизм можно победить при помощи просвещения. Я был терпим…
— А разве не так? Разве это неправильно?
— Такие штуки работают только в теории, — сказал Гаррис. — На практике, когда на тебя прет слюнявое, пьяное, агрессивное быдло, рука сама хватается за меч.
— Так нельзя. Человечеством правит любовь.
— Человечеством правит страх, — сказал Гаррис. — И единственный способ никого не бояться — это стать самым страшным.
— К этому ты и стремишься?
— Нет. Этого я уже достиг.
— Так не должно быть. Не то, что ты стал самым страшным, а положение дел вообще.
— Но так есть, — сказал Гаррис. — Может быть, когда-нибудь все будет иначе.
— Своими действиями ты вряд ли приближаешь это благословенное время.
— Я не вижу иных вариантов. Люди не нарушают законы не потому, что они любят законы или любят своих ближних, а потому что боятся наказания, — сказал Гаррис. — Именно страх позволил человечеству построить современную цивилизацию.
— Это самый простой путь. Но это не может быть единственным путем.
— Страх можно насадить, любовь же навязать нельзя, — сказал Гаррис. — Да и кому она нужна, эта любовь?
— Ты…
— Послушай, я не хочу ввязываться в очередной теологический спор, — сказал Гаррис. — Видимо, нам никогда не переубедить друг друга.
— Я верю в то, что любовь спасет мир, — сказала сестра Ирэн.
— В отдаленной перспективе — может быть, — согласился Гаррис. — Но еще пару лет назад мир стремительно летел в тартарары. Наш континент оказался разделен на десятки государств, каждое из которых готово было вцепиться другому в глотку при любой возможности. Я не спорю, что со временем все могло бы измениться и люди вдруг возлюбили бы своих ближних. Чисто теоретически. Но на практике они могли просто не успеть.
— Ты считаешь, что мир можно спасти при помощи войны?
— Парадокс, да? Но дело не в войне, война в данном случае — это только инструмент. Вспомни, каким был этот материк всего пять сотен лет назад. Разделенный на маленькие удельные княжества, где каждый правитель мог творить со своими людьми все, что ему заблагорассудится. А еще эти самодуры постоянно грызлись между собой, и кровь лилась почти каждый день. Потом княжества стали укрупняться, и появились королевства. Что изменилось? По сути ничего. Только междоусобные войны выросли в масштабах, а кровь продолжала литься, как она и лилась до этого. Прекратить грызню можно было только одним способом — спаяв все эти мелкие государства в одно крупное. Для этого надо дать людям единый закон. Надо сделать так, чтобы они его соблюдали. Фанги прошли этот путь тысячу лет назад.
— Тхай-Кай — это другое государство, другие люди, другой уклад. Вряд ли ты сможешь построить здесь второй Тхай-Кай.
— Мне не нужен второй Тхай-Кай, — сказал Гаррис. — Фанги многое сделали неправильно, хотя в целом они мыслили в нужном направлении. Я тщательно проанализировал историю их правления и не собираюсь повторять чужих ошибок. Но как бы там ни было, будущее — не за маленькими королевствами, а за единой империей. И это понял не я один. Посмотри на Брекчию — они делают то же самое, что и я: они подминают всех под себя и выстраивают единое государство с единым законом.
— Они начали раньше, чем ты.
— Но преуспели меньше, — сказал Гаррис. — Кроме того, мне не нравятся методы, которые они используют. Эти люди совершенно не ценят человеческие жизни.
— А ты ценишь?
— Ценю. И твой сарказм сейчас неуместен. Никакую империю нельзя построить, не пролив крови, но вариант кардиналов неприятен мне тем, что и управлять уже завоеванным без крови они не могут.
— Ты считаешь, что без Империи вообще никак не обойтись?
— Может быть, когда-нибудь позже, — сказал Гаррис. — Но на этом этапе развития я других вариантов не вижу.
— Не может быть, чтобы не было других вариантов.
— Мне они в любом случае неизвестны, — сказал Гаррис. — Кроме того, нельзя забывать про Тхай-Кай. Старый, единый, могучий Тхай-Кай, которому очень скоро перестанет хватать жизненного пространства. Как ты думаешь, куда они могут прийти в его поисках?
— Нас разделяет океан.
— Да, так было тысячу лет, тысячу лет океан мешал нам вцепиться друг другу в глотки, — согласился Гаррис. — Но океан не может разделять нас вечно. У Тхай-Кая есть флот, и он быстро растет. У Брекчии есть флот. Прогресс не стоит на месте, корабли становятся все больше и быстрее. И нет никаких гарантий, что завтра кто-то не изобретет способ обойтись вообще без кораблей. Сто лет назад мы воевали без катапульт, а теперь сложно представить себе штурм города без этих махин. Сегодня изобрели порох. Завтра кто-нибудь совместит порох и катапульту и придумает нечто, что сможет перебрасывать снаряды и за океан, и мы сможем вдоволь повеселиться, перекидывая смерть с берега на берег.
— Я не могу себе такого представить.
— А я могу.
Продвигались мы очень медленно, и я стал опасаться, что к тому времени, когда мы попадем в Брекчию, там уже вовсю будет хозяйничать Гаррис.